"Старая легенда гласит, что кошки являются проводниками
между миром реальным и миром потусторонним,
что они знают, где находятся двери во тьму и обратно.
Что кошки сами явлются провожатыми тьмы в наш мир -
открывают ей двери ночью и закрывают их за ней на заре"

Вышивка

Бенджамину было нестерпимо холодно. Серый полумрак, в котором то и дело мелькали темный кляксы каких-то странных теней, со всех сторон окутывал путника. Молодой человек едва различал и дорогу перед собой и небо над собой. Но одно он знал точно – и полумрак и тени и дорога и небо – все это не принадлежало миру земному, миру человеческому. В другое время и при других обстоятельствах начинающий, но уже признанный поэт, широко известный среди римской богемы в текущем, 1875 году, Бенджамин давно бы уже набросал в уме пару строф, описывающих всё отвратительное очарование этого места. Но ему было не до этого – единственное, что сейчас не позволяло сойти с ума поэту – это судорожно сжатый в руке небольшой медальон с портретом Вероники, своей покойной жены. Только пару месяцев назад она покинула бренный мир в самом расцвете молодости и красоты. Но сейчас – и Бенджамин точно знал это – Вероника должна следовать за ним, повинуясь словам того таинственного и ужасающего незнакомца, что поздней ночью навестил поэта: - Можете называть меня мистер Кроули, сеньор Беллини, – статный мужчина средних лет, одетый в дорогой костюм, презрительно оглядывал заставленный пустыми винными бутылками номер одной из самых престижных гостиниц Рима. – Примите мои соболезнования по поводу кончины вашей прелестной жены. Жаль, жаль, конечно – но, видите ли в чем дело – я могу вернуть ее вам, сеньор Беллини. Да-да и это не шутка и не галлюцинация и не сумасшествие, - при этих словах глаза Кроули вспыхнули алым пламенем и адский гость продолжил – Разумеется, есть условие – ваша душа и только десять лет жизни. Вижу-вижу, вы согласны, но есть и условие скрепления сделки – и это главное. Вы сами должны проводить душу Вероники в мир живых. И она будет следовать за вами все это время. Но в течение всего пути не смейте взглянуть на вашу жену, даже мельком. Иначе - сделка сразу же будет аннулирована и вы потеряете ее теперь уж навсегда. Вы хорошо меня поняли, сеньор Беллини? И теперь Бенджамин следовал по черной дороге к уже различимому во мраке смутному сиянию – границе мира мертвых и живых, служа проводником для души Вероники. Однако предупреждение демона колокольным звоном звучало у него в голове. И сомнение вдруг ядовитой змеей прокралось в сердце Бенджамина. Весь путь он шел в абсолютной тишине, слыша только свои шаги, свое дыхание… А если демон обманул – и Вероника не следует за своим мужем? Если Вероника отстала, испугалась, потерялась? Невыносимое желание увидеть потерянную и столь чудесно вновь обретенную возлюбленную затопило душу поэта – и он не выдержал. Бенджамин оглянулся назад – и в нескольких шагах от себя увидел Веронику. Молодая женщина, низко склонив голову и подобрав полупрозрачной рукой серо-зеленый шелк платья, неслышно следовала за своим мужем. С безумной тоской Бенджамин взирал на любимый образ, который совсем, совсем не изменился. Его гордость – густые, шелковистые волосы Вероники все также крупными завивающимися локонами спускались ниже тонкой талии. Цвет волос менялся в зависимости от освещения – ясным солнечным днем они отливали шоколадной медью с золотистым оттенком, в искусственном же или вечернем свете – струились чистым красным золотом. Обычно Вероника укладывала свои волосы в затейливую прическу, но сейчас они спадали легко и свободно, ярким рыжим каскадом, словно дивным плащом окутывая плечи и спину молодой женщины. Свои глаза Вероника скрыла за тяжелыми веками и густыми черными ресницами, бросающими длинные тени на высокие мраморные скулы. Прямой и тонкий нос, словно позаимствованный у древнегреческих статуй богинь и нимф, говорил о гордом и независимом нраве хозяйки. Губы – полные, но четко очерченные, цвета спелых зерен граната только подчеркивали сияющую белизну и нежность тонкой кожи лица и шеи. И лишь игривое солнце смело покушалось на безупречность этой кожи, даря ей по весне кокетливую россыпь забавных светло-рыжих веснушек. Длинную, лилейную шею Вероники обхватывал черный кожаный шнурок, на котором висел кулон тонкой работы, вырезанный из яшмы и малахита. Одна бретелька искусно сшитого платья спускалась с опущенных плеч, смело приоткрывая взору полукружья красивой, высокой груди. Изящные кисти рук слабо сжимали верхнюю шелковую юбку. На тонком пальце правой руки сверкало кольцо с брильянтом, перекликаясь с такой же брильянтовой сережкой, что сияла на маленьком аккуратном ушке, которое Вероника приоткрыла, перекинув свои тяжелые волосы на одно плечо. Бенджамин с болью и мукой смотрел на призрачную фигуру. - Вероника…- прошептал он, не веря собственным глазам. Вздрогнула тень, как осенний листочек на холодном ветру. Прозрачная слеза скатилась по щеке Вероники – и тотчас исчезла душа, словно и не бывало. Несколько мгновений бедный поэт молчал, потрясенно глядя на то место, где узрел он горячо любимые черты. И только потом Бенджамин страшно и пронзительно закричал: «Вероника! Вероника!» и упал без чувств на черную дорогу… «Наконец впереди стало светлеть, близок был выход на землю. И чем ближе был выход, тем светлее становилось впереди, и вот уже всё стало ясно видно вокруг. Тревога сжала сердце Орфея: здесь ли Эвридика? Идёт ли за ним? Забыв всё на свете, остановился Орфей и оглянулся. - Где ты, Эвридика? Дай взглянуть на тебя! На мгновение, совсем близко, увидел он милую тень, дорогое, прекрасное лицо... Но лишь на мгновение. Тотчас отлетела тень Эвридики, исчезла, растаяла во мраке. - Эвридика?! С отчаянным криком Орфей стал спускаться назад по тропинке и вновь пришёл на берег чёрного Стикса и звал перевозчика. Но напрасно он молил и звал: никто не отозвался на его мольбы. Долго сидел Орфей на берегу Стикса один и ждал. Он не дождался никого…» Две фигуры стояли над распростертым телом Бенджамина, по-видимому, ничуть не смущаясь этого страшного места. - Ты опять выиграл пари, Кастиэль – пренебрежительно, но с плохо скрываемой досадой промолвил статный мужчина средних лет в дорогом костюме, обращаясь к своему спутнику, которого почти полностью скрывало мягкое, но яркое сияние – Они все время оглядываются, все время, подумать только! Ну что им стоить подождать до границы?! Так нет же, нужно убедиться самому, что та, которую ты ведешь, следует за тобой в целости и сохранности! И потерять при этом единственную возможность вернуть свою любовь! Ну и пусть теперь остается со своей душой, но без жены! Жалкий глупец! Спутник демона покачал головой и сквозь сияние на мгновение проглянули его ярко-синие глаза: - Это не я выиграл, Кроули. Это выиграла любовь. И однажды он все равно встретится со своей возлюбленной и они будут вместе до скончания времён… Бенджамин внезапно очнулся с головной болью у себя в номере. «Какой странный сон» - билась, как бабочка о стекло, одна-единственная мысль – «И какой яркий, словно все было по-настоящему». В руке он все так же сжимал медальон, в котором находилось изображение Вероники и который он ни разу не открывал со дня ее смерти. Бенджамин немного помедлил и открыл крышку медальона. На него смотрела Вероника и ее глаза, изумительно живые, были того самого серо-зеленого оттенка, каким было в видении Бенджамина ее шелковое платье. Он помнил, как менялся цвет ее глаз удивительного неповторимого разреза. В гневе и решимости глаза были темно-темно серые, словно штормовое море, в спокойствии и раздумье – прозрачные, серо-зеленые и, наконец, они становились ярко-зелеными – когда в ясный день оттеняли их цвет изумрудные украшения или платье густого травяного оттенка. Только сейчас Вероника смотрела не гневно, а с любовью и поддержкой, как и всегда смотрела она на своего мужа. «Не печалься, моя душа, не бойся» - как наяву прозвучали последние слова Вероники - «Живи, а потом, когда устанешь, наступит время пробуждения и я встречу тебя на том берегу». Бенджамин смахнул непрошеные слезы и улыбнулся Веронике на портрете. «Я выполню твою просьбу, моя дорогая. И я буду жить и буду ждать встречи».